Репетиция в классе подходила к концу. Коко, как всегда, лежал на скамеечке и листал журнал, а сильфиды, ныне вилиссы, добивали сковородками несчастного лесничего Ганса. Мариванна учила вилисс, как правильно надо бить сковородкой по башке, а худрук показывал Гансу, как от той сковородки увернуться. Всем, кроме Ганса, было очень весело, как вдруг, в зал вбежала испуганная секретарша директора:

      - Ванваныч! Мариванна! Вас Петпетрович срочно вызывает. Бегите прямо сейчас..

      -А что ему надо? Что за срочность! У нас репетиция…

     - Не знаю, не сказал. Но злющий очень. Орет, слюной брызжет. А, ещё велел, чтобы ваш Коко тоже пришёл.

     - Та-ак, - протянул худрук. - Ну, злой гений, за что мы в этот раз получим, а?

     - Я ни в чем не виноват, - кротко улыбнулся Коко. - Если что, то это меня оговорили.

    Втроем они зашли в кабинет. Кроме директора, в кабинете находился Сидсидорыч, руководитель оперной труппы. Коко, не дожидаясь приглашения, придвинул стул и сел. Директор свирепо посмотрел на него, но ничего не сказал. Остальным приглашения сесть не последовало. Директор сразу начал орать:

   - Ну что, доигрались?! Совсем своих ноготрясов распустили! - Далее последовали некультурные выражения, которые в храме культуры, почему-то произносят довольно часто.

   - Петпетрович, держите себя в руках, - остановила его Мариванна. - Скажите, уже, наконец, что случилось? У нас спектакль на носу...

     - А то и случилось! - ещё пуще завопил директор. - Вчера этот, ваш…- он ткнул пальцем в сторону Коко, - явился на оперу, сел в первый ряд и начал на весь зал комментировать, как наш солист петь не умеет. Кошка, понимаешь, у него лучше поет, чем наш солист. Синкопу солист, видите ли, какую-то там не слышит, поэтому поет плохо. И сегодня утром, наш солист, который, хотя бы, в две ноты из семи иногда попадает, не выдержав такого издевательства, уволился. А у нас в субботу - “Демон”. Из министерства обещали приехать. А у меня не только демон свалил, так и жена его, которая Тамара, с ним ушла. И где я демона теперь возьму? И Тамару? Со стороны пригласить никого не могу, бюджет у нас закончился до конца года. Что я министрам скажу?

       - Правду скажите, - скромно посоветовал Коко.

      - Какую правду?!

      - Что вы на театральный бюджет пристроили себе на даче третий этаж.

      - Коко, молчи! - взвыли разом худрук и Мариванна.

        Директор из багрового стал зеленым. Он уставился на Коко и медленно произнес:

     - Знаешь, тебе повезло, что я немного глуховат, и не слышу, что ты там бормочешь. Но учти, что я могу надеть слуховой аппарат, и тогда…

     - Петпетрович, - взмолился оперный худрук. - Ну давайте уже к делу. Спектакль срывается. Петь некому!

     Директор внезапно успокоился: - Почему же некому? Есть у нас таланты. Значит так, Сидсидорыч… Берешь этого демона..., - он снова махнул рукой в сторону Коко.

          - Он не демон, - вступился худрук за своего подопечного. - Он у нас злой гений.

       - Берешь этого злого демона, - продолжал директор, - даешь ему либретто, и в субботу он будет петь оперу вместо нашего преждевременно ушедшего солиста. Всё ясно?

     - Какая опера? - разом воскликнули худрук с Мариванной. - У нас Жизель в воскресенье. Репетировать надо!

         - А у меня в субботу гости из министерства, - отрезал директор. - Подождет ваша Жизель.

          - Но он же не певец! - возмутился Сидсидорыч. - Он ни одну ноту не возьмет.

         - Зато рожей похож, - ответил директор. - Вот что: демона до субботы чтоб не причесывали, тогда и гримировать не надо будет.

         - Да он текст не выучит, - не сдавался Сидсидорыч.

       - А вот и выучу, - обиделся Коко. - У меня феноменальная память. Если что прочитаю, на всю жизнь запоминаю.

    - Вот и хорошо, - одобрительно кивнул директор. - Значит, демона мы вырастили в своем коллективе. Всё, Сидсидорыч, вопрос решен?

         Оперный худрук слегка замялся: - А Тамары-то нет. Её кто споёт?

          - Из хора кого-нибудь возьми, - посоветовал директор.

          - Да кого же я там возьму? Одна сипатая, другая хрипатая, третья картавая, четвертая шепелявая. Пятая - совсем немая, бедняжка. Да и что с них взять? Их же наша посудомойка всех нарожала. Но папы у всех - заслуженные и народные. И даже вы, Петпетрович, там участие при…

        - Ладно-ладно, - погрозил ему директор. - Разговорился тут. Ну, раз нет Тамары среди горлодерок, значит поищем среди ноготрясок. Мариванна, давай-ка сюда какую-нибудь девку поголосистее.

      - Не отдам! - вскинулась Мариванна. - Уже и до девок добрались. У нас в воскресенье Жизель, репетировать надо.

        - Маша, успокойся, - шепнул ей худрук. - Пусть будет, как сам хочет. Лучше позови сюда Пионку твою.

    Через несколько минут Мариванна вернулась вместе с Пионой. Увидев начальство, Пиона заулыбалась и сделала реверанс.

      - Пиона, - обратился к ней Ванваныч. - Ты тут намедни в ресторане пела… А Коко там приплясывал.

         - Ну и что? - ощетинилась Пиона. - Какую зарплату вы нам платите, так ничего не остается, кроме как в ресторане подрабатывать.

        - В общем, Пиона, тебе партийное задание. В субботу будешь изображать в опере Тамару. Ты знаешь, кто это такая?

           - Да плевать, - ответила Пиона. - В опере, так в опере. Тамару, так Тамару.

           - А в ноты ты попадаешь? - поинтересовался оперный худрук.

        - А зачем? - искренне удивилась Пиона. - Нафига мне ваши ноты, если я могу вот так грудью сделать! - она тряхнула мощным бюстом. - У нас в ресторан ходят не для того, чтобы ноты слушать, а чтобы пить весело было.

         - Ну а синкопу ты слышишь? - грустно спросил оперный худрук.

          Пиона вытаращила, было, глаза. но Коко ткнул её кулаком в бок.

       - Да слышу, слышу. Только её и слышу, родимую, - она похлопала Сидсидорыча по плечу. - Не боись, дедуля, сбацаю я твою Тамару так, что весь зал заведется, и со старушенций ваших вековая пыль слетит. Только…можно я в купальнике выйду?

      - Ещё чего не хватало! - заорал директор. - У меня из министерства гости, а ты в купальнике явишься. Тут храм культуры, а не кабак твой!

         - Да ну вас, - надулась Пиона. - Скучные вы. Совсем шуток не понимаете.

       - Пионочка, - начала утешать её Мариванна. - Ну ты же знаешь, какая там публика. Старушки - божьи одуванчики. Если ты им свои ножки выставишь, они обзавидуются и сразу тебя сглазят. Поэтому, платье длинное наденешь, и всё хорошо будет.

     - Ладно, уговорили, - сдалась Пиона. - Длинное, так длинное. Но учтите - мой темперамент никаким платьем не скроешь.

    - В общем, чтобы в субботу всё прошло на высшем уровне, - подытожил директор. - Да, Сидсидорыч. скажи там, Палпалычу, дирижеру нашему, чтобы, когда эти новоявленные певцы рот открывать будут, он оркестр посильнее врубал. Чтобы не так их вой было слышно. А вы все учтите: если опозорите меня перед министерством, то таких синкоп от меня получите, что мало не покажется. Всё, приступайте к репетиции.

         В субботу вечером в театр потянулись зрители. В зале был аншлаг. Правда, накануне случился неприятный инцидент. Когда интеллигентные пожилые любительницы оперы пришли в кассу, они обнаружили там толпу любительниц балета, которые расхватали все билеты на “любимого Кокошечку”, уже заранее признанного ими золотым голосом и певцом номер один в России, Европе и всей Вселенной. Поклонницы оперы хотели было отобрать билеты у балетных поклонниц, но не тут то было. Боевые, разухабистые балетные бабки быстро расправились с унылыми оперными старушенциями и теперь гордо восседали в партере. Оперным старушкам достались лишь верхние ярусы.

        К театру подъехал дорогой автомобиль. Сам директор вышел на крыльцо встречать дорогих гостей. Правда, из министерства оказался всего один представитель. Зато с ним были два небритых бомжа в джинсах и растянутых пуловерах.

          - Знакомьтесь, - сказал представитель министерства. - Этот чувак из Парижской Оперы, а этот из Венской. Оба - директора. Увязались за мной, говорят, что хотят русскую оперу послушать. А мы им ещё и банкет пообещали.

         - Уи, уи, - закивал головой француз, - лёпера рюс сэ бьян.

          - Йа, йа, банкет - подтвердил австриец.

         Директор провел их в ложу для дорогих гостей. В зале погас свет. Вышел дирижер Палпалыч и поклонился залу, ища глазами директора. Тот поднял руку вверх - играй, мол, громче. И опера началась.

       Директор сидел, как на иголках, искоса поглядывая на министерского представителя, пытаясь угадать, сильно ему противно слушать завывания Коко или не очень. Но представитель сидел с каменным лицом и не проявлял никаких эмоций. Француз же пробормотал что-то вроде: “лёпера рюс сэ трезаннюи” и погрузился в дремоту. -”Йа, йа”, - подтвердил австриец и тоже заклевал носом.

        Тем временем, завывания Коко становились всё невыносимее. Палпалыч рвал из оркестра жилы, заставляя играть в полную силу. У духовых музыкантов уже начался пожар в легких, а у ударника костюм насквозь промок от пота. Но заглушить отсутствие слуха и голоса у Коко было трудно.

        - Какой волшебный голос, - шептала балетная старушка, прикрывая уши, а по её лицу струились слезы счастья. - Неужели я вижу это и слышу воочию?

       - Наш Кокошечка гений, - ответила её спутница, - если бы его сейчас услышал Пласидо Доминго, то он бы понял, что ошибся профессией.

     - Я что-то не пойму, - вдруг обратился представитель к директору, - а какой голос у ведущего исполнителя? Баритон? Тенор? Не похоже ни на что.

      - Это очень редкий голос, - ответил директор. - Такого нет ни в одном театре мира. Драматично-истерический контрабаритон. Новое направление в оперном пении. Мы даем дорогу молодым талантам, знаете ли.

       - А, вот как, - одобрительно качнул головой представитель, и снова ушел в себя.

    На сцене появилась Тамара. Вопреки опасениям директора, она вела себя вполне пристойно. Правда, временами Тамара слегка встряхивала грудью, отчего пожилые любители оперы, когда-то мужского пола, начали ронять на пол вставные челюсти, потому что рот наполнялся слюной. Но в целом, всё было в рамках приличий… До финальной сцены.

          Демон наконец-то уговорил Тамару на поцелуй.

         - Да поцелую, жалко мне что-ли? - ответила Тамара и внезапно сорвала с себя платье, оставшись в одном бикини. Затем она повисла у демона на шее, а то, не ожидавший такого кульбита, сел вместе с Тамарой на шпагат. Директор схватился за сердце. Зал ахнул, а затем взорвался аплодисментами. Никто и не услышал, как ещё одна квадрига сорвалась с крыши и разлетелась вдребезги.

         - Шутка! - объявила Тамара. - Правда, Кокошка, смешно у нас получилось?

          - Угу, - промычал демон, пытаясь собрать свои ноги после незапланированного шпагата.

        Представитель министерства громко захлопал и крикнул : “Браво!” Директор вытер пот со лба. Проснувшиеся иностранцы тоже громко хлопали и вопили: - Лёпера рюс э трэ манификь! Формидабль! Дас ист фантастиш! Лёпера рюс этюн опера дё фютюр! Сэ трэ-трэ прогресиф! Гут! Гут!

      Зал проводил артистов громкими овациями. После спектакля, радостный директор сгоряча пригласил всех в ресторан.

       Ресторан, который назывался “НеБольшой, но свой”, располагался неподалеку от театра, и театральные сотрудники были его частыми посетителями. Сейчас там был накрыт большой стол, и коньяк и шампанское лились рекой. Иностранные гости налегали на осетрину, а перед Коко с Пионой стояло огромное блюдо с жареной картошкой. Уже сильно выпивший директор, которого представитель министерства пообещал представить к государственной награде, в который раз повторял:

           - А я, ведь, уже думал, всё, конец мне. Уволят, нафиг! На кого тогда театр останется?

          - Подумаешь, нашли проблему, - вдруг сказал Коко, тоже изрядно выпивший, - невелика потеря. Есть, кем вас заменить.

        За столом вдруг наступила тишина. У худрука с громким стуком выпала из рук рюмка с коньяком.

        - Коко, молчи! - пыталась остановить его Мариванна.

         Но Коко уже понесло:

      - А что вы, Петпетрович, думаете, что вы тут незаменимый? Да я легко могу вас заменить! Хоть сейчас. А что? В балете я гений! В опере тоже! Все это видели и слышали! Да я в опере лучше вас всех разбираюсь. В балете мне во всем мире равных нет! Никто, кроме меня, не достоин руководить этим театром.

       - А-ах, ты, вот как! - побагровел директор. - На моё место метишь?! Посмотрите на него, директор нашелся. Научился ноги задирать и сразу в директора лезет! Если каждая ногозадиралка будет директором становиться, то на вас никаких театров не хватит.

       Директор со всей силы вдарил кулаком по столу так, что посуда полетела в разные стороны. Затем он обернулся к худруку:

        - В понедельник зайдешь ко мне. - И направился к выходу.

    В понедельник, изрядно вспотевший худрук, вышел из кабинета директора. В коридоре он столкнулся с худруком оперным.

       - Слушай, Ванваныч, - обратился к нему оперный. - Тут такое дело. Я вот подумал, что надо нам ставить современные, прогрессивные оперы. И вот решил поставить Снегурку. Но только, чтобы она была в труселях на сцене. Одолжишь мне для этого дела свою Пионку?

     - Пионку? - безучастно переспросил худрук. - Так нет её. В субботу, в ресторане иностранцы наперебой пытались подписать с ней контракт. Сулили ей там деньги приличные.

      - И что, она нас нас бросила? Вот так вот, учишь их, учишь...А они за деньгами на проклятый Запад бегут!

    - Да нет, не на Запад. Подошел Ашоташотыч, ну, хозяин ресторана, и сходу ей такие бабки предложил, что иностранцы резко сдулись. Там такие деньги, что... Нюшка Айвазова за год в Вене столько не напоет. Так что, теперь Пиона у Ашоташотыча в ресторане отжигает.

      - Эх, жаль, - вздохнул оперный худрук. - У нашего театра бюджет не то, что у Ашоташотыча, это точно.

      - Слушай, Сидсидорыч, - вдруг оживился худрук. - Может ты Коко возьмешь? Он тебе, что хочешь споет. Хоть веденецкого гостя, хоть Кармен. А то мне директор сейчас сказал, что если ещё одна такая выходка, то отправит он нас с Машей на пенсию. Мол, воспитательная работа у нас ни к черту, и балеты у нас дурацкие. А я не хочу на пенсию. Я ещё полон творческих планов.

     - Я тоже не хочу, - ответил Сидсидорыч. - Нет, Ваня, Коко - это твой крест. Помнишь, мы все тебе говорили: пить надо меньше? Не послушал ты нас, а зря. Вот и возись теперь с ним. А я лучше Пионку у Ашоташотыча напрокат брать буду. Она, по крайней мере, в директора не метит.