Часть первая. “Анька Каренина”



- Катерина! Вызови ко мне Макармакарыча и Палпалыча! Срочно!



- Вот что, господа, - начал директор, когда худрук и дирижер зашли к нему в кабинет. - У меня для вас приятное известие. Звонил мне сейчас министр и просил составить списки на награждения. К юбилею театра нам будут давать звания и премии. Предлагайте кандидатуры, а я их рассмотрю.

- А вы кого предлагаете, Петпетрович? - с деланным равнодушием поинтересовался худрук.

- Я-то? - замялся директор. - Я… нашу прачку в народные артистки выдвинул. Считаю, что она у нас уже полвека работает и внесла неоценимый вклад в развитие оперного и балетного искусства. Я её уже и с министром согласовал. Макармакарыч, ты что на меня так смотришь?

- Прачку, значит? - обиженно сказал худрук. - В народные, значит? Неоценимый вклад, значит? А я что? Ничего не внес, значит? Прачка вам дороже, значит?

- Точно, - подтвердил дирижер. - Не, прачка, конечно, баба хорошая, кто ж спорит? Только мне тоже обидно. Я тоже полвека тут работаю. И даже заслуженного не имею.

- Ну вы сами посудите, - ответил директор. - Прачка занавес стирает, а театр начинается с занавеса. Вот придут зрители, увидят грязный занавес, обидятся и уйдут. И никто уже на ваших ноготрясов и горлодеров смотреть не будет. Так что, чистый занавес - залог успешного спектакля. А ты, Макармакарыч, занавес, ведь, стирать не умеешь.

- А если не будет артистов, то что, вы свой занавес будете демонстрировать? - обиделся худрук. - Так и напишите на афишах: “Приходите любоваться на наш чистый занавес. Два действия, так сказать, с одним антрактом”.

- Ну и что? - сказал Палпалыч. - А если я не встану за пульт и рукой не махну, то занавес не раздвинется. И зрители ждать не будут и на занавес любоваться тоже. 

- Это тебя, Палпалыч, ждать не будут, - проворчал директор. - А есть такие дирижеры, которых два часа ждать будут и дождутся. Вон, Макармакарыч подтвердит.

Макармакарыч отвернулся к окну и ничего не ответил.

- Да ладно, не обижайся ты. - подошёл к нему директор. - Ты для меня так же дорог, как и прачка. Я и балет-то полюбил, только благодаря тебе. Раньше я этот балет терпеть не мог, а сейчас уважаю и ценю. Даже посмотрел некоторые.

- А если балет любите, зачем нас ноготрясами называете?

- А… Это я по привычке. С той поры, когда ещё ненавидел балет этот. Ладно, больше не буду. Ну хватит обижаться.

Макармакарыч не оборачиваясь, продолжал смотреть в окно, как будто увидел там что-то необычное.

- Ну ладно, - сдался директор. - Сейчас позвоню министру и спрошу, как тебе звание получить. Видишь, как я тебя уважаю, к министру на поклон иду.

- А мне звание? - вдруг возмутился Палпалыч. - Без звания вам никакой музыки не будет. Прыгайте там в тишине со своими званиями.

- Хорошо, и про тебя скажу, - нехотя согласился директор. - Сейчас выйдите из кабинета. С министром говорить буду. Потом позову вас.



- Значит так, - сказал директор, снова пригласив худрука и дирижёра. - Министр сказал, что звание получить можно. Но для этого надо съездить на гастроли. Выйти в народ нам надо. Причем срочно. Так что предлагайте, куда поедем?

- Поедем куда-нибудь по стране, - предложил худрук. - Например, Новый Уренгой или Соликамск. Или Нижневартовск.

- Совсем у тебя в Милане с головой плохо стало, - с жалостью сказал директор. - В Соликамск ему захотелось. У меня есть вариант получше. Мы поедем в город на Неве.

- Куда?! - с ужасом спросил Макармакарыч. - Нет, в город не Неве не поеду. Ни за что.

- Почему?

- Не хочу.

- Да в чем дело-то?

- Ну… Там мой бывший директор. Злой.

- Директора злыми не бывают, - наставительно сказал Петпетрович. - Директор, это всегда мудрый, справедливый, ответственный и чуткий руководитель, который работает в поте лица на благо вверенного ему коллектива.

- А я что говорю? Вы, Петпетрович, как раз такой директор и есть. Мудрый, справедливый, умный, ответственный. Мне очень повезло, что я работаю под вашим чутким руководством.

- Вот как тебя Милан вразумил, - восхитился директор. - Такую длинную, умную фразу без запинки произнес. Эх, кабы раньше знать, я бы тогда Коко тоже в Милан отправил, лет на десять. А, хотя нет. Ему даже Новый Уренгой не поможет.

- Коко, кстати, тоже народный, как прачка, - снова обиделся Макармакарыч. - А за что ему народного дали? Он занавес стирал, что-ли?

- Насчет занавеса не знаю, - процедил директор, - но к прачке, подлец, ходил.

- Ходил, ходил, - подтвердил дирижер. - Как сейчас помню.

- А зачем?

- А кто его знает? Не сказал, зараза. Пытали его тогда, пытали… Даже Ванваныча из-за этого уволили - ударился в воспоминания Палпалыч.

- Ванваныча уволили не из-за этого, - оборвал его директор, - а по совокупности. Нет, хватит про этого Коко. И что я его вспомнил? Это из-за вас. Когда вы глупости говорить начинаете, я сразу Коко вспоминаю, и настроение у меня портится.

- Я как раз умности говорил, когда вы про Коко вспомнили, - снова обиделся худрук. - Вы сами это признали.

Пётпетрович потёр лоб и на секунду проникся сочувствием и пониманием к тому злому директору. А вслух сказал:

- К твоему бывшему злому директору мы не поедем. Да нас туда и не пустят. Мы в другой театр поедем. Владимирский. Слыхали про такой?

- Сарай какой-то, - презрительно скривился Макармакарыч.

- Не сарай, а хороший театр. Директором там Михалмихалыч, мой давний знакомый. Я уже с ним договорился. Через три дня мы будем там выступать. У Михалмихалыча все вечера плотно забиты, но он нам выделит дневное время. Декорации брать не будем, Михалмихалыч нам свои даст. Катерина! Узнай, что там с билетами на поезд.

- А что мы им покажем? - поинтересовался дирижер. - Как всегда, “Лебединое”?

- Нет, - ответил директор. - Лучше мы им “Жизель” покажем.

- “Жизель” от Лексейлексеича? - обрадовался худрук. - Конечно, надо её показать. Самый лучший спектакль за...

- “Жизель” от Ванваныча, - прервал его директор. - А то мы его совсем забыли. Вот в городе на Неве и покажем.

- Не хочу я его жуткие балеты показывать, - снова обиделся худрук. - Вот если бы балет Лексейлексеича, тогда, конечно…А так… Бред какой-то, а не балет. Мы и билеты там продать не успеем. Особенно за два дня.

- Михалмихалыч меня заверил, что всё будет продано, - ответил директор. - А если Михалмихалыч, что пообещал, то слово сдержит.

- Петпетрович, - вбежала в кабинет секретарша. - На поезд все билеты раскуплены. Вернее, только одно простое четырехместное купе осталось.

- Ну так и что делать? - рассердился директор. - Ты им сказала, что нам очень нужно?

- Разумеется. Тогда они предложили взять это купе и ещё предложили переоборудовать товарный вагон под теплушку. Поставят туда печку-буржуйку, чтобы люди за ночь не замерзли, и туда можно будет всех поместить. Стоить будет недорого.

Все переглянулись между собой.

- Да, дела, - протянул дирижер. - Так что, никуда не едем? В ближайшие дни морозы обещают.

Макармакарыч снова отвернулся и начал что-то рассматривать за окном.

- Подождите, - директор побарабанил пальцами по столу. - Макармакарыч, ты, вроде, молодежи набрал полную труппу?

- Ну да, а что?

- А им восемнадцать-то есть?

- Восьмерым исполнилось, а что?

- Значит так. Этих мы возьмем, остальных оставим здесь. Много народу нам не надо - если что, то Михалмихалыч своих нам одолжит. Главное, чтобы солисты наши были, ну и кордебалета немножко. В общем, напихаешь в теплушку этих жизелей…

- Каких жизелей? Вилис, вы хотели сказать?

- Я сказал именно то, что хотел - рассердился директор. - Балет как называется? “Жизель”. Значит напихаешь полную теплушку этих жизелей. Ну что тут непонятного-то? Они молодые, не замерзнут. А мы вчетвером в купе поедем.

- А кто четвертый?

- Как кто? Катерина.

Следующим вечером, труппа во главе с директором прибыла на вокзал. В ожидании поезда все радостно галдели.

- Вот бы нам дали вагон-люкс, - мечтательно закатила глаза одна из солисток, которую прозвали Гламурная Китри.

- Ага, размечталась, - усмехнулась кривоногая дура. - Нас в люксах никогда не возили. Всё время в плацкарте ездили. Да ничего. Весело зато было.

- Кстати, а какой у нас вагон? - поинтересовался парень с молотом. - Почему-то нам билетов не дали.

Объявили посадку на поезд. Труппа вышла на перрон.

- Все идите в последний вагон, - объяснил труппе худрук. - Он без номера, специально для нас прицеплен. А ты проследи, чтобы все сели, потом мне отзвонишься, - приказал он кривоногой дуре.

Труппа шла по перрону. Вагоны, вагоны… Наконец они дошли до последнего вагона. Позади него был прицеплен крытый грузовой вагон.

- Наверное, этот наш, - сказала кривоногая дура и стала подниматься в обычный вагон. Тут же её остановили проводницы:

- Ваш билет!

- А-а-а… билеты у нашего руководства.

- Вы случайно не из театра? - догадалась одна из проводниц. - Тогда вам не сюда. Вот ваш вагон, - она махнула рукой в сторону крытого вагона. - Не пугайтесь, это теплушка. Вам там печку поставили, ночью не замерзнете.

Все оторопело таращились на теплушку.

- Это что, нам туда нужно залезть? - не выдержала Гламурная Китри. - Нет, я в этом отстое не поеду. В этом сарае только скотину возить. За кого нас тут держат? Всё! Я домой иду.

- Стой, куда пошла? - ухватила её за воротник дорогой шубы кривоногая дура. - Ты у нас, Жизель, между прочим, дебютируешь. Так что давай, лезь туда без разговоров.

- Да что я, сдурела, что-ли?

- Ребята, помогите девушке подняться, - приказала кривоногая дура.

Двое парней подхватили Китри и не обращая внимания на её визг, закинули в теплушку. Следом за ней отправили остальных девушек, а потом залезли сами.

- Макармакарыч, - позвонила худруку кривоногая дура. - Все наши в вагон погружены.

- Ну вот и наше купе, - сказал директор и открыл дверь. - Теснота-то какая. Я уж и забыл, когда в обычном купе ездил. Катерина, ты давай, лезь на верхнюю полку. Макармакарыч, ты тоже.

- А я надеялась, что женщине уступят нижнюю полку, - язвительно сказала секретарша.

- Я не уступлю, - быстро сказал дирижер. - Я старый, больной, и руки у меня дрожат.

- Я тоже не уступлю, - сказал Петпетрович. - Я вообще - директор, значит нижняя полка - моя. Так что, придется тебе, Катерина, наверх идти. Макармакарыч, подсади её, что-ли. Поддержи. Сейчас, Катерина, ты почувствуешь себя примой.

- Я же не народный, с какой стати я её поддерживать буду? - обиделся Макармакарыч. - Народные пусть поддерживают.

- Ой, не начинай. Я же сказал, будешь ты народным. А я своё слово держу.

- А я так и вообще никакой, - проворчал дирижер.

Поняв, что сегодня примой ей стать не суждено, Катерина быстро взобралась на верхнюю полку. Макармакарыч последовал её примеру.

- Кстати, вам не показалось, что в поезде сегодня много баб? - спросил дирижер. - Целыми толпами ходят. Похоже, что мужики только в нашем купе и есть.

- Да неужели? - ухмыльнулась Катерина и свесила голову вниз. - И где тут мужики? Что-то мне сверху плохо видно.

- Катька, заткнись, - посоветовал дирижер. - Чего ты тарахтишь весь вечер?

- Вот сейчас начну говорить и на три языка переводить, - пригрозила Катерина. - На английский, на французский и на немецкий.

- Подумаешь, - сказал Макармакарыч. - Зато я итальянский знаю, а ты нет.

- Уймитесь вы там, полиглоты хреновы, - приказал директор. - Давайте спать.

- Темно-то как, - прошептала кривоногая дура, выглядывая из теплушки. - Едем черт-те где. Куда? Зачем? - она поежилась. - Ребята, подкиньте ещё дров в печку, а то совсем холодно стало.

- Подумать только, ещё вчера я фоткалась для глянцевого журнала, а сегодня мерзну в какой-то скотской теплушке, - задумчиво и печально произнесла Гламурная Китри, кутаясь в шубу. - Как в революцию, когда мои дворянские предки бежали в Париж от большевиков.

- А ты тогда как тут оказалась? - удивился парень с молотом.

- А… Ну они не добежали.

- А я вчера ещё по подиуму ходил, - вздохнул новенький танцовщик. - Если бы мне кто-то сказал, что через сутки я окажусь в этой скотовозке, я бы расхохотался ему в лицо.

- А если бы мне кто-то сказал, что я окажусь в этой скотовозке, то я бы с собой бутербродов прихватила побольше, термос с чаем, бутылку водки и валенки, - проворчала одна из вилис.

- Да, пожрать бы не мешало, - подхватили остальные.

- Надо на станции сбегать в вагон-ресторан и купить еды, - предложила кривоногая дура. - Кто пойдёт? Что молчим? Мужчины у нас есть, или одни принцы да графья остались?

Принцы смущенно молчали. Хоть в теплушке и было не жарко, но никому не хотелось выскакивать на мороз.

- Понятно, - сказала кривоногая дура. - Ладно, сама пойду.

- Вот если бы у нас были такие же профсоюзы, как за границей, - вдруг сказала одна из вилис, - то мы бы тут сейчас не мерзли. Наоборот, мы бы ехали в лучших вагонах, а наше руководство сидело в теплушках.

- Точно, - подхватил один из парней. - Плевали бы мы тогда на этих руководителей. Да они бы перед нами по струнке ходили.

- Забудьте про заграницу, - сказала кривоногая дура. - Теперь мы туда долго не попадем. А на руководство плевать не советую. Вон, Коко, плевал, плевал, и вылетел из театра. И где он сейчас? Мерзнет где-нибудь, голодает.

- Прямо, как мы, - всхлипнула Гламурная Китри. - Бедный Коко.

- Макармакарыч, ну ты чего там ворочаешься-то? - не выдержал директор. - Чего тебе не спится-то?

- Как чего? Я за людей переживаю. Они же там холодные, голодные. Да и бабы какие-то в коридоре бегают и орут.

- Так сходите, накормите и обогрейте, - предложила Катерина, которой тоже не спалось. - Между прочим, они из-за вас страдают.

- А лучше возьми себе на полку пару-тройку балеринок, - злорадно посоветовал дирижер. - У тебя свободного места на полке много, чего зря пропадает?

- Ага, как же! Мы ещё и до следующей станции доехать не успеем, а уже найдутся дураки, которые скажут, что я в вагоне на верхней полке роли раздаю. Нет уж, не надо мне никого.

- Тогда Катьку возьми, - не унимался Палпалыч. - Ей роль не нужна. А она полку освободит.

- А раз мне роль не нужна, - ответила Катерина, - то чего ради я к нему на полку пойду? У меня своя полка есть. Если вы, Палпалыч, такой сердобольный, то сами и лезьте к Макармакарычу наверх. А вашу полку балеринам отдадим.

Дирижер запустил в неё тапком. Катерина взвизгнула и накрылась одеялом.

- Вот зачем мы её взяли? - сердито спросил Макармакарыч. - Визжит, тарахтит тут без умолку.

- Как зачем? - удивился директор. - А кто речь скажет? Журналисты нас начнут интервю...вю...вью...интервировать, короче.

- Речь я и сам могу сказать, - обиделся Макармакарыч. - Не стоило ради этого секретаршу возить.

- Скажешь ты… Ты ещё с прошлого интервью мысль не закончил.

- Да у него одна мысль, - хихикнула Катерина. - Какой вы, Петпетрович, умный, хороший и чуткий руководитель.

- А вот это ты зря, Катерина, - сурово сказал директор. - Эта мысль очень правильная. А если мысль правильная, то её и одной вполне достаточно, чтобы достойно идти с ней по жизни. Вот возьми, хоть, Коко, не к ночи будь помянут. У него отродясь такой умной мысли в голове не было. И посмотри, где сейчас Макармакарыч - директор указал на верхнюю полку. - В город на Неве едет, балет “Жизель” от Ванваныча покажет.

- Лучше бы от Лексейлексеича, - вставил худрук.

- Не перебивай меня. И посмотри, где сейчас Коко!

- Кстати, а где сейчас Коко? - поинтересовался дирижер. - Что-то ничего про него не слышно.

- А черт его знает, - пожал плечами директор. - Где бы ни был, главное, чтобы я его больше не видел. Надеюсь, что мерзнет где-нибудь под забором, голодает. Ладно, хватит разговоров. Вроде и бабы орать перестали. Давайте спать.



Поезд остановился на станции. Кривоногая дура выбралась из теплушки и ёжась от холода, побежала к предпоследнему вагону. Сначала проводники не хотели её пускать, но когда поняли, что она из теплушки, то хором принялись жалеть бедняжечку и отпускать нелестные слова в адрес её начальства.

По пути к вагону-ресторану кривоногой дуре пришлось продираться через группы каких-то теток, которые кучковались в коридорах. Тетки галдели и что-то говорили про какую-то очередь.

Наконец балерина добралась до вагона-ресторана. У дверей тоже стояла толпа теток с мешками.

- Куда? - преградила кривоногой дуре путь самая здоровая тетка.

- В ресторан, - в недоумении ответила балерина.

- Зачем?

- За едой.

Пока оторопевшая тётка переваривала эту информацию, кривоногая дура проскочила в ресторан. Крайние столики были свободны, а в центре зала стоял невообразимый галдеж. Балерина тихонько пошла туда и застыла с открытым ртом.

За центральным столиком сидел Коко. Кривоногая дура отметила про себя, что Коко несколько увеличился в размерах и на голодающего явно не походил. Вокруг него столпились какие-то тетки разного возраста и наперебой уговаривали:

- Кокошенька, светик наш! Ну скушай устричку! Вот умничка! Ещё одну скушай. Вкусные устрички! За тётю Лену, за тётю Олю, за тётю Наташу, за тётю Иру…

- И за тётю Аню! - влезла ещё одна тётка

- За тётю Аню не ешь! - взвизгнула то ли тётя Лена, то ли тётя Наташа. И тут же, забыв про Коко, все тётки разом накинулись на тётю Аню:

- Ты куда прёшь со своей устрицей!

- Сперва наплевала в эту устрицу, а потом её Кокошеньке суёт.

- Да у неё и устрица отравленная! Такая же ядовитая, как она сама.

- У неё там медуза, а не устрица!

- А ну, пошла прочь отсюда! И устрицу свою забирай. А то мы её тебе засунем куда-нибудь!

Расправившись с тётей Аней, остальные тётки немного успокоились и снова столпились вокруг Коко:

- Кокофантичек, несравненный наш! Скажи нам что-нибудь! Что-нибудь гениальное!

Коко немного подумал и важно изрёк:

- Дуры вы!

- Ах, какой гений! - восхищённо заголосили тётки. - Это же надо, чтобы одновременно и смешно, и гениально. Только Кокошечка так может.

- А я на работе всем расскажу, вместе с девчонками посмеёмся, - сказала тётя Наташа.

- А я себе это законспектировала, теперь всё время буду читать, - сообщила тётя Лена.

- А я знаете что для Кокошеньки сделаю? - задорно крикнула тётя Оля. - Я с поезда спрыгну! Можно?

- Можно, - великодушно разрешил Коко.

Задор у тёти Оли сразу прошёл, и она сделала вид, что просто пошутила.

- Так, всё, время вышло, - вдруг сообщил Коко. - Освободите помещение.

Тётки недовольно забурчали, но всё же послушно потянулись к выходу. Когда последняя из них покинула вагон, кривоногая дура выбралась из-под столика, за которым она всё это время пряталась и сказала:

- Привет!

- Привет! - нисколько не удивился Коко, как будто только вчера расстался с кривоногой дурой. - Ты чего здесь? Одна едешь или с труппой?

- С труппой. Гастроли у нас, - ответила кривоногая дура и не удержавшись, восхищённо добавила: - Ну ты и раскабанел!

- А то! - самодовольно сказал Коко. - Сама видишь, как я хорошо питаюсь. Тётки еду приносят и меня кормят. И ещё деньги мне за это платят.

- А ты у них, как украшение стола, - заметила кривоногая дура.

- А тебе завидно? - фыркнул Коко. - Все мечтают поужинать с гением. Если услуга пользуется спросом, то почему бы её и не оказать? Вот с тобой например, даже бесплатно никто ужинать не будет, не то что деньги тебе платить. Да со всей вашей труппой никто ужинать не будет, даже если вы сами ещё приплатите, потому что у вас там одни серые бездари остались. Взять, хоть, Дровосека. Совершеннейший урод. С ним за столом-то сидеть противно. Кстати, как он там? Он тоже с вами едет? Нет, мне плевать на него, конечно, я просто так спросил, чтобы разговор поддержать.

- Да ничего, нормально, - ответила кривоногая дура. - Но с нами его нет.

- Настолько бездарный, что его и на гастролях показать стыдно? - полувопросительно-полуутвердительно сказал Коко, разом как-то поскучнев.

- Просто он в этом спектакле не участвует. Чего его зря возить? Слушай, тут у тебя ещё много устриц осталось и еды всякой. А что если я своих позову? Позвоню им сейчас.

- Да зови, мне устриц не жалко, - махнул рукой Коко. - Только у меня сейчас ещё одна группа будет.

- Так мои сейчас и не придут, - сказала балерина. - Только на следующей станции.

- Почему? А… А это не вы в той допотопной теплушке едете? - догадавшись, заржал Коко.

- Ну… мы, - тихо промямлила кривоногая дура и покраснев, отвернулась.

- То-то я никого из труппы не видел, - продолжал ржать Коко. - Как скотину вас везут. Впрочем, чего ещё ждать от ваших горе-руководителей?

Директор поворочался на полке. Сон всё не шел. В коридоре опять бранились бабы, угрожая сбросить с поезда какую-то Аньку. Директор вдруг почувствовал, что сильно проголодался.

- Макармакарыч, - окликнул он худрука. - Ты там спишь или всё за народ переживаешь?

- Переживаю, - отозвался худрук. - А что?

- Ну раз не спишь, так сходи в вагон-ресторан. Принеси еды какой-нибудь.

- Я бы тоже чего-нибудь съел, - сообщил Палпалыч, который, как оказалось, тоже не спал. - Макармакарыч, правда, сходи до ресторана.

- Ага, разбежался, - проворчал худрук. - Пусть Катька идёт. Для этого её и взяли. Тем более, что она всё равно не спит, а в интернете роется.

- Наши в инстаграмме уже свои фотки возле буржуйки выложили, - сказала секретарша. - Китри кучу лайков получила. И этот, модельный, тоже. А в коментах им пишут, что руководство театра - все сплошные… Ладно, не буду это вслух читать.

- Ведь сказано было, чтобы ничего не выкладывали в сеть, - раздраженно сказал Макармакарыч. - Я за них тут переживаю, а они там фотографируются, видите ли.

- Про вас тоже в коментах пишут, - сказала Катерина. - Где тут оно было… А, вот: “Чтобы бездарностям получить роль в спектакле, надо проехаться с худруком на верхней полке в вагоне. А всех несогласных он возит в теплушках”.

- Бред какой-то, - возмутился худрук. - Нет у меня тут никого. Ни бездарных, ни талантливых.

- Надо было взять на полку балеринок, - ухмыльнулся дирижёр. - Всё равно ж написали, так хоть бы время с пользой провёл. Кстати, а почему ты своего Дровосека не взял на гастроли?

- А что я его, как скотину в теплушке повезу? - разозлился худрук. - Вот если бы не Катька, тогда бы на четвертую полку можно было Дровосека взять.

- Ах, простите, что из-за меня город на Неве не увидит величайшего танцора современности, - съязвила секретарша.

- Катерина! - позвал директор. - Иди в ресторан, принеси еды.

- А почему я? Мне спускаться долго.

- Макармакарыч, сними её с полки, - попросил директор. - Ты же умеешь баб сверху вниз опускать.

- Не умею, я ж не народный, - отказался Макармакарыч. - Народные пусть её снимают и баб сверху вниз опускают.

- Ой, опять началось! Я же сказал, что будешь народным. Будешь!

- Вот когда буду, тогда и сниму её.

- А вот Коко бы её снял, - ехидно сказал дирижёр.

- Хватит про Коко! - рассердился директор. - Катерина, добром прошу, иди в ресторан.

- Не пойду, - ответила секретарша.

- Да почему?!

- Потому что я уже разделась.

- А...кто тебя просил? - после секундного молчания поинтересовался директор.

- Что значит, кто просил? Платье сняла, чтобы не помялось. Не в платье же мне лежать. Пусть Палпалыч идет.

- Я дирижер, вообще-то, а не официант, - возмутился Палпалыч. - А может она всё врёт? Макармакарыч, посмотри, она точно раздетая лежит?

- Откуда я знаю? Она одеялом накрылась.

- А ты загляни под одеяло.

- Предупреждаю, - угрожающе сказала Катерина, - у меня лапки. А на лапках когти.

- Палпалыч, ткни её своей палкой, - попросил директор. - А то она несговорчивая какая-то.

- Петпетрович, да я уже двадцать лет без палки, только руками работаю, - воскликнул дирижер. - Вы что забыли, что-ли?

- Он давно ту палку пропил, - давясь от смеха сказала Катерина. - Они тогда вместе с Ванванычем куролесили в ресторане. Соревновались, кто больше выпьет. Там Палпалыч свою палку и заложил. С тех пор его в оркестре зовут Беспалбеспалыч. А Ванваныч тогда, всё равно, выиграл.

- Катька, заглохни, - заорал дирижер.

- Да прекратите орать!, - снова рассердился директор. - Последний раз спрашиваю: кто пойдёт в ресторан?

Молчание.

- Хорошо, - сказал Петпетрович, - я сам пойду. Катерина, а ты пока пиши приказ о вашем увольнении. Всех троих запиши. Вернусь и всех уволю разом. Я для них тут в лепёшку расшибаюсь, а они за едой сходить не могут.

Директор со всей силы захлопнул дверь купе.