Часть вторая. “Похороны Жизели”



Директор с коллегами пошли к последнему вагону. Артисты уже выбрались на перрон и в ожидании своих руководителей, фотографировались на фоне теплушки. В отличие от своих голодных и невыспавшихся начальников, артисты выглядели вполне отдохнувшими. Видно, устрицы, курицы и водочка весьма им в этом помогли.

- Вот она, молодость, - с завистью вздохнул дирижёр. - И в теплушке им хорошо. А нам, старикам, везде плохо.

- Ну что, доехали? - пытаясь изобразить улыбку, спросил директор.

Сначала артисты хотели сделать вид, что очень обиделись, но вспомнив совет кривоногой дуры о том, что обижаться на начальство - себе дороже, тоже улыбнулись и бодро ответили:

- Доехали, Пётпетрович!

- Ну и хорошо, сказал директор. - Сейчас за нами придёт автобус и отвезет в гостиницу. Михалмихалыч обещал забронировать нам хороший отель. Там немного отдохнем, потом поедем в театр, порепетируете там. Вечером - свободное время. А завтра днём - спектакль.

Автобус ожидал их на привокзальной площади. Труппа загрузилась в салон, и автобус поехал. Все с восторгом глазели на красивые улицы и старинные здания. Автобус свернул на главный проспект города.

- Интересно, в какой гостинице нас поселят? - поинтересовалась Гламурная Китри. - Хорошо бы, в “Англетер”.

- Угу. Из теплушки, да в “Англетер”, - проворчала кривоногая дура. - Как бы в хостел не заселили.

К “Англетеру” автобус не поехал, а свернул в противоположную сторону и внезапно оказался возле Владимирского театра. На крыльцо вышел сам Михалмихалыч и радостно приветствовал директора и всю труппу.

- Михалмихалыч, почему нас сюда привезли? - спросил директор, когда объятия, рукопожатия и поцелуи были закончены. - Нам в гостиницу надо, вещи положить, отдохнуть с дороги. Ты нам отель обещал забронировать. Мы тебе деньги перевели.

- Э-э-э… Да вы заходите в театр, - махнул Михалмихалыч рукой артистам. - Что на морозе-то стоять?

Все послушно зашли внутрь. Михалмихалыч повел их куда-то по коридору.

- По рукам, - проворчал директор. - Ну ты и хитёр, Михалмихалыч. Я эту Жизель хороню так, как будто она, по меньшей мере, народная артистка и ещё лауреат, кандидат и депутат в одном лице.

- Кстати, а не хотите ещё и “Спартака” здесь показать? - предложил Михалмихалыч. - У меня есть отличные воины Красса по пять тысяч за душу. Вон они сидят.

- Нет, не хотим, - отрезал директор, узнав среди бравых воинов Красса лысого старичка-Ромео, которого Макармакарыч недавно выгнал из труппы.



- Может пойдём, по городу погуляем? - предложила Гламурная Китри. - А то съездили на гастроли, а кроме теплушки и станка балетного ничего не видели.

- А пойдём, - вдруг согласилась кривоногая дура. - И то верно, относятся к нам, как к скотине, а мы тут пахать должны?



Вернувшись с прогулки артисты решили лечь спать. Они расстелили на полу коврики, которые одолжил им Михалмихалыч. Затем положили на коврики свои шубы и попытались уснуть. Но на жёстком полу сделать это было не так-то просто.

- Эй, девчонки, которая из вас помягче? - спросил парень с молотом, безуспешно пытаясь пристроить под голову свой молот в качестве подушки. - Пустите переночевать?

Все парни с надеждой посмотрели на Одетту и Одиллию, сестер-двойняшек из многочисленных прачкиных дочерей. Девушки эти были пухленькие и играли, в основном, колхозниц.

- Ага, щас же! Как танцевать, так никто с нами не хочет, а как спать, так все навалились. Кыш, кыш отсюда! - прогнали сёстры незадачливых ухажёров.

Наконец парню с молотом удалось пристроить свою голову на чьи-то рёбра. Но по сравнению с молотом они казались пуховой подушкой.

Гламурная Китри поворочалась на своей шубе и задумчиво произнесла:

- Подумать только. Ещё позавчера я фоткалась, лёжа на элитных диванах. А сегодня лежу тут, на полу, в общем зале. И эта шуба - единственное, что осталось у меня от прошлой жизни, - она нежно погладила мех. - Совсем как у моей дворянской прабабушки, когда из её дома большевики вытащили всю мебель.

- Других спектаклей мало? Пусть хоть матушку Жизели танцует. Пошьём ему платье красивое, платочек в руки дадим и вперёд! Публика валом повалит, чтобы целых три минуты любоваться на Коко.

Директор задумался. Поезд как раз остановился на станции. В свете фонарей директор разглядел, как в вагон лезет толпа тёток с мешками и сумками. Похоже, это были те самые фанатки из теплушки. “Дураков на свете много, а дур ещё больше”, - вспомнил директор слова Михалмихалыча.

Тут же вагон наполнился криками и бранью.

- Нет, - сказал директор, - не хочу. Даже если меня озолотят, не позову я его. Даже на три минуты не позову. За эти два дня я понял, в каком кошмаре жил двадцать лет. И снова возвращаться в этот кошмар желания у меня нет.

- Ну ладно, - ответил худрук. - Тогда сами как-нибудь справимся. Обойдёмся без этого Коко. Нас целый театр в конце концов, а Коко один. Съездим ещё раз на гастроли.

- Можно, - согласился директор. - В Соликамск или Нижневартовск. Или Новый Уренгой. Туда, где нет Коко.

Вопли в коридоре становились всё громче. Катерина только хотела закрыть дверь на замок, как в купе заскочила какая-то женщина и сама заперла дверь. Тут же в дверь начали колотить снаружи.

- Анька! Опять! - ахнули присутствующие.

- Я, - деловито ответила Анька, усаживаясь на полку и беря со стола большой кусок курицы.

- Ты как здесь оказалась?

- Пришла у вас интервью взять, - невозмутимо сказала Анька, - обращаясь к директору. - Вы же обещали.

- Считаешь, что сейчас самое время?

- Угу, - промычала Анька, жуя курицу.